Братья смутились.
Даже стало жарко.
Никогда не приходилось им быть защитниками для других. Только для себя. Оказалось, это приятно.
— А чево он хотел? — спросил Сашка угрожающе. Он еще не остыл от пережитого. — Может, он хотел чево украсть?
Регина Петровна посмотрела в ту сторону, куда ушел солдат, и странно улыбнулась.
— Не знаю. Парень-то симпатичный… И чего я развизжалась, напугала… Как девчонка! Да и вы, по-моему, его еще припугнули! Такие молодцы!
Братья посмотрели друг на друга и покраснели. Знала бы Регина Петровна, как они в один миг перетрусили!
Воспитательница полезла в кастрюльку и достала сверток. В нем оказались бутерброды, хлеб с маслом.
— Это вам вместо ордена, — сказала она, смеясь. Ах, какой разрумянившейся, какой красивой она сейчас была.
Братья набросились на хлеб, и хоть масло на нем давно растаяло, но впиталось, и было ужасно вкусно. И мужичкам дали кусок на двоих.
От санатория несколько километров дорога была асфальтированной, а потом перешла в булыжник и снова — белая, выгоревшая и потресканная земля.
Горы не походили на те горы, которые начинались за колонией. Они были пусты, ни деревьев, ни кустиков, лишь бурьян да сухая трава. Да в узких ложбинках, вдоль ручьев жалась колючая и неуютная растительность.
Ребята со вздохом смотрели по сторонам и думали о том, что их горы за колонией хоть были запретными, но были красивей, сытней: орехи, дикие груши, алыча. А тут ягоды на диких маслинах, и те мелкие, вяжут, невозможно взять в рот.
Регина Петровна, которая взбодрилась и даже курить, как заметили братья, стала меньше, тоже осматривалась с удивлением.
Несколько раз она повторила: «Библейские горы». Что это означает, братья не поняли. Но догадывались: пусто. Так Сашка Кольке и объяснил: «Ни хрена нет, одно название, и то неприличное».
Регина Петровна рассмеялась и сказала, что Библия — это такая большая, большая сказка… А написали ее евреи.
— Грузчики? — спросил Колька.
— Почему грузчики?
— Грузчики, которые на заводе! Они же евреи!
— Они хорошие евреи, — подтвердил Колька.
— А почему евреи должны быть плохими? — спросила с интересом Регина Петровна. И о чем-то задумалась. Вдруг она сказала: — Плохих народов не бывает, бывают лишь плохие люди.
— А чечены? — выпалил Сашка. — Они Веру убили.
Регина Петровна не ответила.
Между тем тележка сделала последний поворот, и глазам путешественников, а уж ехали они без малого десять часов, открылась ровная долина меж холмов, где кустилась зелень и белели видные издалека два домика.
Потом-то уже выяснилось, что домик был один, да и то крохотуля: мазанка из самана. А другой — навес, под который можно было въезжать на тележке. Так они и сделали.
Под этим навесом стоял на кирпичах таганок и свалены были всяческие инструменты: грабли, косы, лопаты и мотыги. Больше всего было мотыг.
— Приехали, — сказала Регина Петровна, оглядываясь. Никто их не встречал. — Будем здесь жить, — добавила она и стала быстро закуривать. Наверное, она волновалась.
Пришел мужчина. Братья сразу узнали бывшего солдата, который их подвозил на лошади. Сейчас он не был в гимнастерке, а лишь в рубахе и без кепки, лысоват и еще хромал.
Вихляющей походкой он направился к приезжим и тоже узнал колонистов. Протянул братьям руку, представился: «Демьян». Воспитательнице кивнул издалека.
— Приехали, значит? — спросил. Обращался к ним, как к взрослым. Регину Петровну будто не замечал.
— Приехали, — отвечал Сашка Демьяну как равному. — Хозяйством заниматься будем.
А Колька добавил:
— Скот пасти.
Демьян не удивился, что ребята приехали заниматься хозяйством. Не то что директор. Он одобрительно кивнул.
— Как же иначе… У нас говорили: воевать так воевать, пиши в обоз! Две коровы, значит, оставляю, семь телят, три козы… Вы доить-то хоть умеете?
— Научимся, — произнесла Регина Петровна и подошла ближе, держа папироску в руке.
Демьян поглядел на ее руку с папироской, на шаровары, погладил загорелую лысину.
— Это, простите… Товарищ дамочка: это работа… Вкалывать, говоря по-нашенски, надо… Не дым пущать!
— Значит, будем вкалывать, — простодушно ответила Регина Петровна и улыбнулась Кузьменышам. Но папироску погасила. И занялась мужичками.
— А чево, — поинтересовался Демьян у братьев. — У колонии уж работников не стало, что женский пол присылают?
Хоть было ребятам приятно вести разговор, как ведут мужчины, но выпада против их Регины Петровны они стерпеть не могли. Да ведь и заступники, защитники они ее!
Колька насупился, а Сашка строго посмотрел на Демьяна, будто впервые увидел.
— Регина Петровна после болезни… — сказал он. — Когда у нас дом взорвали… Из больницы она, ей тут поправляться нужно…
— А работать мы сами будем! — вставился и Колька. И соврал для веса: — Нам директор велел помогать! Одна, говорит, надежда на вас…
Демьян будто стушевался. Он часто закивал головой, стал пояснять, поворачиваясь и к Регине Петровне, что сена он накосил много и камыша накосил. Жить им лучше в саманном домике, там теплей. А вот варить придется на таганке, топить кизяком. Есть в хозяйстве ручные жернова, кукурузу молоть. На грядках еще остались помидоры, огурцы, так, гнилье одно, тыквы, капуста, свекла, картошка… Виноградник есть, но заброшенный, одичавший совсем виноградник, по земле то есть, без таркал, ползет… А вот сахарный тростник он посадил, найдете… Да все со временем найдете…
К вечеру Демьян запряг лошадь, попрощался. Достал напоследок кисет, ловко, одним движением руки свернул длинную козью ножку. Протянул Регине Петровне, это был жест примирения.